Тени ночи.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Тени ночи. (старая орфография)

ТЕНИ НОЧИ.

Молдавская легенда.

Степь... Куда ни глянь, -- все плоско. Взор уходит далеко-далеко, пока не остановит его темь быстро упадающей ночи. Ни пригорка, ни перелеска: степь, одна степь. И ветер спит, и трава не шепчет. Лениво плетется между отмелей мелководный Прут. Лениво качаются в нем мигающия звезды неба, и веселая красная звездочка костра на берегу. Овчар, под камышевым шалашом, гудит на волынке одинокую песнь; тысячеголовая отара безпечно разбрелась по степи. Волков здесь нет, a на злого вора припасены сторожевые псы: в пол-роста человечьяго, серая шерсть -- дыбом, хвостатые, с понурыми мордами, с подозрительным взглядом сверкающих глаз...

Но ровно в полночь, когда темнее всего синеет высокое небо, и матовым серебром разливается по нем Млечный Путь, и круто вздергивает дышло сверкающий ковш Большой Медведицы, -- оживает степь.

Топот и гул, и бранные клики, и бряк оружья, и вой боевых труб. Мчатся над степью невидимые рати, и высокия травы гнутся под копытами воздушных коней, и со скрипучим криком бегут от лихого налета перепуганные дергачи. На курганах, где спят забытые витязи забытых племен, вспыхивают бледные огни, и то ли уханье ночных сов, то ли перекличка мертвых часовых -- несутся от одной сторожевые вехи в другой слабые протяжные вопли.

Жутко овчару; глубоко забивается он в камышевый шалаш, с головой прячясь под широкую рогожу. A псы-волкодавы жмутся к его сапогам и, уткнув морды в землю, поваркивают и жалобно и грозно. Никем не званые, никем не гонимые, сбиваются в кучу овцы и - морда одной к курдюку другой - молча стоят: ни блеянья, ни топота. Седой пар встает над стадом и колеблется в прохладном воздухе.

Два всадника мчатся к Пруту - два всадника на черных конях, и степь гудит под их богатырским скоком. Один - молодой, другой - старик. На молодом - мундир с отворотами, лосины, ботфорты по колено; развитые букли повисли на бледное, исковерканное ненавистью лицо. Старик стрижен по казацки, и богатая казацкая одежа облекает его грузное тело, два белых пера стоймя торчат на высокой шапке, кривая сабля бьет коня по крутым бокам.

И -- чем ближе к Пруту -- тем злее горячат они и шпорят скакунов. Храпят лихие кони и сыплют искры из-под звонких подков.

Вот -- доскакали... Вот взвились в воздухе тяжелые нагайки... Вот пригнулись кони... Вот-вот они прыгнут и, разметав по ветру хвост и гриву, пережахнут через Прут на Святую Русь...

Но там -- на русском берегу -- черную шерсть; напрасно свистят и шлепают по подбористым крупам проворные нагайки. В мыле, мотая головами, не слушая удил, кони поворачивают обратно в степь и летят, как бешеные, не разбирая дороги, через балки, ручьи, болота, курганы, - всюду им путь... A всадники не в силах сдержать ошалевших коней, бросили поводья и в отчаяньи ломают безкровные руки.

-- Жив он! жив! - Оглашают степь их свирепые вопли, -- жив царь Петр и стережет свою державу... И мчатся они, мчатся без удержа, пока не поглотят их облака Карпатского предгорья.

A тот все стоит, все стоить часовым на родном рубеже, зорко и грозно всматриваясь во тьму чужой земли; стоит пока через весь восток не протянется алая лента зари... Тогда он поворачивает коня на север... и воздух его поглощает...