Ногайцы

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ногайцы (старая орфография)

Когда-то монгольское племя хотело владычествовать над всем миром и когда-то монголы грозили всей Европе; они властвовали над Россией, властвовали в Китае, доходили до цветущей Индии, а теперь?.. Теперь только одна история говорит об их бывшем могуществе, об их зверских и страшных деяниях, об их непоколебимых полчищах и наконец об их царствах. Мы знаем, что у нас в России были царства: Сибирское, Казанское, Астраханское, Крымское; но теперь о них и помина нет, как нет помина и о Золотой Орде, некогда так грозно владычествовавшей над Россией, и о Синей Орде, отделившейся от Золотой, под предводительством Ногая, и также грозившей и России, и Европе. По истории нам известно только, что Ногай в прикавказской степи образовал свою особую Синюю орду и с ней, подобно бывшему повелителю монголов Батыю, вздумал также покорять мир. Он разорил Дунайскую Болгарию, грозил Византии, предполагал обратить в свой улус (владение) и Европу, но не зная дороги, не дошел и до Венгрии, а только, разграбив Польшу, взял с собой оттуда двадцать тысяч женщин и девиц. После-же Ногая, в дальнейшем своем существовании, ногайская орда только и была тем известна, что безпокоила Литву, Россию, Польшу, Дунайскую Болгарию и в заключение передавалась то на сторону крымских ханов, то России, то Казани, пока Иоанн Грозный не уничтожил в конец и Казанское царство и Астраханское, а затем, конечно, и ногайскую орду. Таким образом ногайская орда просуществовала все-таки около четырех столетий.

Но кто-же теперь говорит не только о некогда.самостоятельной ногайской орде, но даже и о самих ногаях, и, скажем более, - не только о ногаях, но даже и о монголах, которые давно уже разбрелись по разным пустынным местам и влачат теперь весьма жалкое существование тех-же бывших полудикарей. Хотя о монголах, как и о татарах и даже о калмыках все-таки говорят еще как об отдельных народах; но для кого-же и чем известны ногаи?

Что представляют собою эти жалкие потомки некогда великих монголов и этого единственного у нас остатка монгольского могущественного царства?

Один наш писатель, написавший весьма обширную историю монголов, обрисовывает между прочим нынешних ногаев следующим образом: "В настоящих обломках ногаев сохранились еще свойства бывших ордынцев. Одна половина их отличается правильными носами, тогда как другая охотно признает себя тупоносою. Часть их отличается совершенством слуха, тогда как сородичи их пользуются только необыковенно острым зрением. Ногай охотно сознается сегодня в том, что упорно отвергал вчера. Порою он корыстен, как закоренелый злодей, а вслед за тем прямодушен, как неиспорченное дитя. Ложь - это его привычка. Наконец, одни из них принадлежат к суннитам (одна магометанская секта), другие к шиитам (другая секта). Одна половина их женщин - смертный грех; они очень некрасивы, а другая, происходя быть может от тех двадцати тысяч полонянок, которых они умыкнули из Польши, а может быть и от кавказских красавиц - справедливо гордится и тонкими чертами лица и нежными окрасками кожи".

"В настоящем состоянии, некогда кичливый ногай - скотовод по природе - представляется обладателем убогой сакли (жилища), старой, вонючей трубки, пары тощих волов и пары рук, ничего неумеющих делать. В степной местности заработок этого чингисида (то есть потомка властителя монголов - Чингис-хана), если только у него нет своего стада или табуна, равняется ценности собираемого им скотского помета (навоза) на топливо; оседлый-же бедняк доволен, когда ему удастся пойти в батраки к казаку для ухода за его огородом и виноградником, в котором он выжимает вино".

Живут ногаи все в тех-же прикавказских степях, как и жили при образовании своей орды.

Эта степь тоже, что и Калмыцкая степь, пролегающая между Волгою и Доном, под названием ногайской степи, занимает почти всю Ставропольскую губернию вплоть до подножия кавказских гор.

Эта степь - широкая, бездетная, безводная, изредка только пересекаемая небольшими возвышениями и балками (оврагами). Реки и вообще вода редкость в этой степи, а и та что есть, мутна, поражает постоянно дурным гниющим запахом, и, когда летом жара доходит до сорока градусов, то трудно и представить себе того уныния и той мертвенности, которая царит среди этой бесконечной песчаной пустыни. Всюду видны желтые выгоревшия поля, горячий песок под ногами, сверху безоблачное палящее небо, жара и жажда томят все живущее, а пить нечего, кроме соленой и гнилой воды, и на всем окружающем лежит отпечаток утомления, лени и только неизменный степной житель - ветерок просторно гуляет по всем направлениям, боясь забежать даже и в овраги, где духота нестерпима. В степи пусто, но просторно, тихо и ясно. Где - где на ветке бедного одиночного кустарника качается близ дороги жаворонок, а дорога бежит и теряется в синеве бесконечной дали.

Таков общий вид степи, на севере которой кочуют калмыки с своими стадами и табунами тощих лошадей, а далее, ближе, к Кавказу - , и наконец по степи, удаляющейся к Каспийскому морю обитают полукочевые караногайцы. Тут, ближе к Кавказским горам, местность делается более волнистою, выдвигаются коническия верхушки холмов, дающия почувствовать, что степь скоро кончается; это уже открытая степная плоскость, называемая Кумыкской, от реки Кумы, перерезаная оврагами; а у реки берега оканчиваются иногда обрывами или крутыми скатами и тут уже показываются кое-где горные хребты, местность становится живее, а еще далее видны не высокие горные цепи, не большие леса и рощи; ручьи и речки попадаются все чаще, и тут уж только по предгориям разсеяны ногайские аулы. Кончаются кочевья, - начинаются мало по малу горные поселения.

Ногайцы однако занимают главным образом степь и главный их промысел - скотоводство.

Между ногайцами оседлыми и кочевыми большая разница во многих отношениях, но прежде всего в их внешнем виде, в их наружности и в образе жизни, хотя по характеру и общим племенным свойствам, - они совершенная пара.

Оседлые ногайцы в сравнении с кочевыми далеко не красивы: постоянное сиденье на корточках возле огня, нечистота и дым, скудная пища, вообще бедность и недостаток движения, - все это делает их изможженные плоския лица чуть не безобразными. Кочующий же по широким степям ногаец, напротив, высок ростом и статен, у него карие глаза, прямой с небольшим горбом нос, бритая голова и черная редкая бородка с небольшими усами. А, приближаясь к горам, как, например, возле Пятигорска или горы Бештау, или реки Подкумка, где ногайцы и называются бештау-кумцами, они стройны, отличные наездники, превосходные стрелки и также ловки, как и горцы или черкесы. Это произошло вероятно, как вследствие самого образа жизни, наезднической (кочующих) и сидячей (оседлых), так равно и от помеси ногайцев с черкесами, рядом с которыми они живут с давних пор.

Но как бы статен и привлекателен по наружности ногаец ни был, он все-таки производит весьма неприятное впечатление по своей грязи и неряшливости. В этом отношении и оседлый, и кочевой совершенно равны, не смотря ни на образ жизни, ни на довольство, ни даже на богатство.

Живя в ногайских аулах и в их кочевьях, вы зачастую можете встретить таких оборванцев, что трудно себе представить, что на таком оборванце надето. Рубашки на нем, как на большой части сколько-нибудь между ними порядочно живущих, нет и помина, а на голое тело надет не то бешмет (армяк), не то какая-то такая, потерявшая свой цвет, ветошь, которая едва-едва держится на плечах и сливается с загорелым телом, просвечивающим сквозь множество разного рода обтрепавшихся дыр. Но иной раз на лицо попадется вам и ногаец в солдатской шинели без воротника и рукавов, а также и без пуговиц; зачастую на нем и солдатские опорки все в дырьях, и нет того обноска, который бы ему не пригодился, и нет того трепья, которое бы слоями не нашивалось на всякия прорехи. Одним словом правоверный ногаец, смотрящий на все, как и на самого себя, с полным хладнокровием и восточной ленью, не чуждается ни каких лохмотьев, - ему все равно. Даже и у щеголя ногайца бешмет, надетый уже сверх рубахи, сидит далеко не так аккуратно, как у черкеса, - он всегда мешковат и спускается ниже колен. На груди бешмета нашиты газыри или патроны, а на спине сделана красная или черная из сукна или сафьяна четырехугольная нашивка, где хранятся молитвы, которыми снабжают ногайцев корыстолюбивые их муллы (священники). Поверх бешметов надеваются еще цветные суконные халаты, на ногах же суконные или демикетонные штаны, опоясанные ремнем, на котором в красных или черных сафьяновых ножнах висит нож; и ноги у нагайца обуты в сафьяновые такого же цвета чулки, поверх которых надеваются также сафьяновые башмаки с подошвами и прочными подборами, а у иных и сапоги с высокими каблуками. Шапки у всех бараньи лохматые с высоким верхом. Праздничные костюмы несколько, конечно, ценнее и опрятнее, украшаются кое-где позументами, но и такие костюмы редко когда без неизбежных прорех и разных заплат из всевозможных тряпок и с самыми пестрыми разнообразными надставками.

Зажиточные женщины носят желтую или красную рубаху, полосатые или узорчатые шаровары, белое коленкоровое, а у богатых канаусовое покрывало, тоже что и татарская чадра, а по ногайски татар и красные или желтые сафьяновые туфли или башмаки. На груди бешмета серебряные петлицы, а по бокам их серебряные бубенчики; бешмет перетянут красным сафьяным поясом с большими пуговицами из серебра и с такими же застежками, а в ушах, иногда же и в одной из ноздрей, качаются серебряные или стальные кольца и серьги; на руках опять-таки серебряные или медные браслеты и мало того у молодых замужних женщин на лбу или под подбородком блестят серебряные украшения, так называемое бет-аях, состоящие из серебряных цепочек и колечек, прикрепленных концами к серьгам, которые вдеты в разодранные от тяжести уши. И это не все, - серебряные монеты и даже изломанные крючки красуются не только по краям канаусовой, но даже и по краям лохмотьев оборванного и грязного покрывала Головные уборы женщин тоже незатейливы; головы они обматывают платком, или просто куском холста, сверх которого накидывается татар; но девушки, щеголяющия обыкновенно в яркокрасных бешметах, носят на головах меховые шапочки с красными верхушками, обшиваемыми на краях или серебряным галуном, или тесемками из литого серебра, с такою же серебряною маковкою на верхушке; и этот последний убор весьма красив на гладко причесанных, смолисто-блестящих волосах, в которые вплетается белое полотенце, скрученное жгутом и опускающееся позади почти до самой земли.

ни в том, ни в другом нет ничего выдающагося, кроме бросающейся в глаза неряшливости и грязи, которыми отличается не только одежда ногайцев, но и их жилища и даже самые их редко когда умываемые лица.

сакли с земляным полом оседлых ногайцев до того грязны, что на первый взгляд кажутся хлевами для скота. Тут не только нет никакого убранства, но зачастую вас окружает даже навоз, так как в сильные мятели мелкий скот спасается в сакле вместе с хозяевами. Хотя в некоторых аулах вы можете встретить особые для скота загородки или глиняные, а не то и глиняно-кирпичные заборы; иной же раз попадаются даже и конюшни. Все же мазанки или сакли расположены тесно, как попало, неправильно и в ногайском ауле нет ничего приятного для глаза; нет ни деревца, ни растительности, - он также уныл и скучен, как и окружающая степь. У кочующих же ногайцев тоже бездолье, - вся семья, как бы она велика не была, помещается в одной кибитке, и уж тут, за неимением никаких загородок, скучиваются все во время мятелей: и телята, и ягнята, и козы, и куры, и собаки, и все это дрожит и зябнет от холодного ветра, врывающагося со свистом во все дырья кое-как покрытой войлоком кибитки. Эти кибитки, такия же как и калмыцкия, но далеко не такия прочные и уютные, а иные из них, называемые терме, не разбираются, а ставятся прямо на арбу вместе со всем домашним сларбом, среди которого помещается не только вся семья, не нарушающая своих обычных занятий, но и куры, и собаки. Все имущество бедного ногайца складывается в каких-либо полчаса и в полчаса ногаец готов в путь. Обо всем этом заботится главным образом женщина, которая несет на себе у ногайцев всю тяжелую работу, и работает неустанно с утра до ночи. Она доит коров, носит воду, выделывает сукно, валяет холсты или войлоки, выделывает овчины, кормит детей, обшивает и одевает всю семью, по преимуществу же, конечно, мужа, готовит пищу, и, случается, отправляется в поле пасти скот, а в стужу и даже в ненастье вы увидите ногайских женщин, окутанных в закоптелые чадры, бродящими, как тени, повсюду по степям. Это оне собирают бурьян и кизяк, запасаясь им, как топливом, на зиму. Сам же ногаец покойно посматривает на утомительный труд своей жены, и, как бы сжалившись над ней, возьмет ей в подмогу еще вторую и третью жену, которые также должны работать на него, как и первая, и также безусловно подчиняться ему во всем, подчиняясь в тоже время еще и старшей, то есть первой жене. Чинопочитание у ногайцев соблюдается весьма строго, а хозяин дома полный властелин всей семьи; жена же - это полная его раба. Он только приказывает, требует, и, чтобы не нарушать своего спокойствия, иной раз он даже и не поднимется на ноги, а сидит на корточках зимой в кибитке у едва тлеющого кизяка, отогревая свои закоченевшие члены, а летом - возле кибитки, посасывая вечно свою трубку, и слушает по целым дням разные новости (хабар). Каждый ногаец, проезжая мимо кочевья, или аула, считает своим долгом заехать к приятелю напиться чайку и считает долгом, в угоду хозяину, рассказать хозяину какую-либо новость, хотя бы даже и выдуманную. После отъезда гостя, хабар (новость) быстро разносится по всему кочевью или аулу; и тут всяким толкам и перетолкам не будет конца.

Эта бездеятельность, или праздность породила среди ногайцев самые низменные страсти к кляузничеству, к мошенничеству и даже к воровству. Без них, как и без грязи, жить не может ногаец; между тысячами людей, едва ли встретите вы одного двух честных. За кусок калмыцкого чая каждый готов присягнуть за самого отчаянного вора, за какого угодно преступника, не запнется и перед лжесвидетельстом, не задумается обвинить и вполне честного человека, а если ему нужно сочинить какую-либо злостную кляузу, то за монет

Нагайцы только с виду кажутся простыми и наивными; в действительности-же они хитры, вкрадчивы, скрытны и до того корыстолюбивы, что за тот-же кусок кирпичного чая он готов возстать против самого близкого родственника. Он не убивает, не грабит; он занимается только легкой наживой, - мелким воровством, мошенничеством; он стащит где нибудь лошадь, скотину или барашка; и так изворотлив, что не боится русских следственных законов; он знает, что все ногайское население за воровство, а не против него, и из двадцати виновных, за отсутствием явных улик, только один будет наказан. Гостя своего, не смотря на гостеприимство, он также обокрадет, как последний не постеснится обокрасть в свою очередь и хозяина. У него нет ни правды, ни чести, и у него не существует также понятия о стыде; его нельзя ничем усовестить. Он верует в последняго из 120,000 пророков, бывших от Адама до Моисея, - в пророка Магомета, в коран написанный Магометом; верует в рай и в ад, в страшный суд, в воскресенье мертвых, в злых и добрых духов, но самое главное в предопределение, то есть - чем быть, - тому не миновать; он убежден, что всякое счастье и несчастье, как и вся жизнь, начертаны Аллахом заранее еще до рождения человека. И вследствие этого он крайне суеверен; он перенял суеверие и предразсудки чуть ли ни от всех окружающих его кавказских племен; им несть числа, как и разным приметам. Заяц перебежит дорогу - значит несчастье, заржет лошадь перед отходом - не будет удачи, а, если зевнет - будет успех, завоет собака - несчастье, запоет не вовремя петух, надо немедленно зарезать его, а то будет несчастье, увидать до обеда волка, а после обеда лисицу - хороший знак, обратно-же дурной; каждый тринадцатый год считается несчастным; в этот год в прежнее время, когда была война на Кавказе, ногаец никогда не ходил в сражение, а на двадцать шестой и тридцать девятый год, которые также считаются несчастными, многие из ногайцев не носили оружия и также не ходили в сражение из боязни, что оружие обратится на носящого его и что сражающийся в эти годы никогда не возвратится домой, так как в эти годы надо поститься, не вступать в брак и не носить ничего тяжелее фунта.

Суеверий и предразсудков такое-же множество; и чтобы иметь понятие о них, мы назовем хоть следующия. Ногайцы, например, очень боятся марта месяца и говорят, что , так как март зачастую обманывает, - явится к февралю оттепель, покажется свежая трава и скот выйдет на подножный корм, как вдруг в марте такие наступят холода, что не только нельзя показаться из кибитки, но и скот начинает гибнуть. Кара-ногайцы сочинили про март такую сказку (легенду): Прежде, говорят кара-ногайцы, было в марте тридцать дней, а потом прибавился и тридцать первый по следующему случаю. У одного ногайца погибло в марте много скота, и, когда наступило тридцатое марта, ногаец рано утром, выйдя из кибитки, сказал, обращаясь к марту: - теперь, брат, я тебя не боюс, убирайся к чорту, вот тебе кукиш: завтра настанет апрель, будет хорошая погода и скотина моя поправится. Оскорбленный и разгневанный кукишем и ругательствами март, стал тотчас-же просить у апреля уступить ему один день, и, когда апрель уступил, то настал такой мороз и поднялась такая вьюга, что у ногайца погиб весь оставшийся скот и ногаец сделался навсегда байгушем (нищим). А март сказал ногайцам: и счастливы вы, ногайцы, что Бог поставил меня в конце зимы, а было-бы мое место в середине зимы, тогда-бы я показал вам себя, - я-бы уничтожил все ваше имущество и прах ваш разсеял-бы по всей земле". Вот почему в марте теперь не тридцать, а тридцать один день.

А вот и еще сказка (легенда), - почему ногаец благоговеет перед орлом и считает его страшною птицею. Орел по ногайски Ногайцы говорят: "Убить кара-гуза грех. Однажды батырь Искандер убил нечаянно кара-гуза и Аллах тотчас-же наказал Искандера, - другой кара-гуз унес у.него ребенка."

Ногайцы верят также в какого-то огромного змея, который, если выпрямится, то головой касается туч, а хвостом остается в воде; и, поднимаясь к тучам, он страшно шумит, трещит и при падении разсыпает безчисленные искры. Родится этот змей от лани, живет в реке или в море и существует до тех пор, пока лань не произведет на свет другое такое-же чудовище, - что случается будто-бы обыкновенно через сто лет. Если кто осмелится близко подойти к жилищу змея, то змей хватает дерзкого и навсегда уносит в пучину.

Предразсудками и суевериями полна вся жизнь и все обряды ногайца, особенно-же свадьба, рождение и смерть. Все эти обряды совершаются также, как и у всех татар; главную роль во всем играет мулла и все ограничивается одним чтением молитв. При свадьбе если согласие состоялось и колым и при похоронах, как и при поминках, опять-таки все ограничивается одной молитвой без всяких других церковных обрядностей. Но, если в день свадьбы случится пасмурный день, то -это предвещает несчастье, а ясная и тихая погода - мир и тишину. В прежния времена на свадьбах завязывался примерный бой в честь новобрачной, ногайцы бросались с обнаженными саблями друг на друга и старались нанести один другому легкия раны, из которых-бы вытекло несколько капель крови, - это служило предзнаменованием, что сыновья молодой будут знаменитые воины. С рождением ребенка в прежние времена родственники и друзья отца становились у ворот и производили ужасный шум и бряцанье молотками в пустые котлы, чтобы устрашить и прогнать от ребенка дьявола. После смерти у кара-ногайцев все аульные кошки привязываются и держатся в заключении до самого погребения умершого из опасения, чтобы какая-нибудь из них не перескочила через тело покойника. Ногайцы верят, что если кошка перепрыгнет через покойника, то умерший будет посещать все семейство по ночам. Убитый на войне считается праведником, и над могилой такого покойника ставится флаг для того, чтобы каждый из правоверных знал, что здесь под каменной плитой или столбом покоится праведный.

- девушку в кибитке (атуй), поставленной на арбе. Поезд всегда сопровождается огромной толпой народа; и тут пляска, пение, музыка, скачки, борьба, стрельба в цель, а в заключение и пиршество, на котором закалывают коров, баранов, а у богатых и лошадь, мясо которой считается весьма лакомым блюдом.

Огромную толпу и шум мы встречаем также и при смерти ногайца; но тут уже слышатся отчаянные крики и сетования, плачь и стон. Эти крики дают знать о прибытии толпы, которая немедленно собирается для выражения скорби и печали, как только разнесется весть о смерти. После погребения покойника где-либо на кургане, чтобы ближе было покойнику к небу, толпа возвращается в дом умершого, и мужчины садятся тотчас же в кружок для уничтожения баранины и араки (водки), а женщины, прежде чем поминать. должны непременно полчаса поплакать, то есть именно столько времени, сколько нужно для того, чтобы душа умершого могла достигнуть своего назначения. Через год эта же толпа снова собирается с теми же выражениями скорби и печали, при чем опять-таки, помянув покойника пиршеством, расходятся по домам, злословя друг друга или того, кто вкусно угостил их через год после своей смерти.

Более всего угощаются или пиршествуют ногайцы, также, конечно как и все, в дни годовых праздников, которых у них, как и у всех магометан, весьма не много. Один - Орза-Байрам Курбан-Байрам в память принесенной Авраамом жертвы, которую они видят не в Исааке, а в каком-то своем родоначальнике - Измаиле.

Тут, в эти дни не только богатые, но и самые бедные запасаются бараном, чуреком араком (водкой). Для праздника выбирается внутри аула какое-либо более или менее обширное место; и, как только наступит последний день длинного поста Рамазана, все собираются в назначенное место и все ждут восхода луны. Едва рог луны покажется на горизонте, как во всех закаулках аула-подымется шум и гам;

Все оживляется, все приходит в движение, везде суетятся, снуют из кибитки в кибитку, из сакли в саклю, устанавливают повсюду котлы, тащат баранов, мясо, хлеб, арак, чай, зажигают костры, и у всех радостные лица, все разговорчивы, приветливы и все разряжены, кто во что только может. Тут и канаусовые башметы с позументами, и погремушками, и всякия чадры с бубенчиками, и кокетливые красные шапочки девушек, и пояса, отделанные серебром, и большие лохматые шапки, и всякие яркие цвета - красные, желтые, синие башметов и халатов; кое же где среди толпы выделяются чалмы мулл, кое-где попадаются и русские казаки, съезжающиеся к ногайцам посмотреть и попиршествовать на Байраме.

Ногайцы по закону Магомета также гостеприимны, как и все магометане, но ногаец, подобно добродушному и вежливому калмыку, никогда не выйдет на встречу гостю; он кичлив и при появлении гостя считает совершенно достаточным приподняться на своем месте и подать свою руку. Только равным себе или высшим он подает в знак особого уважения обе руки, но остальные должны напротив своими двумя пожать протянутую им одну. И чинопочитание в гостеприимстве сказывается у них во всем. Первое место всегда принадлежит хозяину, а первое возле хозяина - почетному гостю и далее все размещаются сообразно состоянию, известности и лет. Точно также, после приветствий, гость может присесть возле хозяина на корточки, но для того, чтобы снять туфли и поджать под себя ноги, надо пользоваться особым уважением. Чинопочитание соблюдается даже и в еде: баранина и каждое блюдо, которое режется на кусочки и раскладывается на дощечки, подается сперва почетному гостю, а далее по старшинству. Но и этого мало, так как чинопочитание соблюдается даже и в качестве блюд: лучший и лакомый кусок, состоящий из головы, печенки и курдюка (жирного бараньяго хвоста) ставится на дощечки перед самым почетным гостем, а остальные, смотря по качественному их достоинству, идут далее и далее с соблюдением известных достоинств гостей, пока кости не доходят до детей, которые, пососав, передают стоящим позади с разинутыми ртами собакам. Но ногаец во время Байрама угощает всех, чем только может: у него тут кроме баранины, мяса, а кое-где и кобылятины, приготовляемых на разные лады, вы найдете сэк - просяную крупу, вареную на молоке и приправленную медом, болтушка из пшеничной муки, с прибавлением иногда курта - май - сут - пресное молоко, а затем кумыс - охмеляющий напиток из кобыльяго молока, питье из коровьяго молока, смешанного с водою и наконец кирпичный чай, без которого не обойдется никогда ни один нагаец и который он пьет, сколько бы ему его не предлагали. У кара - ногайцев встречаются по преимуществу, вареное пшено, небольшие пышки, жареные на сале, и бишбармак - кушанье из баранины и Сорочинского пшена; а пьют они бузу - арак - водка, приготовляемая из молока и наконец всюду употребляемый всеми татарами кумыс.

Кара-ногайцы, как и закубанские ногайцы, отличаются особым против других гостеприимством. У них оно развито до того, что отправляющийся в путь, не запасается ни какою провизией, уверенный, что в любом ауле он всегда найдет и кров и пищу. И гостеприимный кара-ногаец отводит, гостью лучший угол в кибитке, отдаст ему единственную свою подушку, будет стеречь его коня; и тот, кто отвергнет гостя, пренебрегается всеми и безславится во всю степь, так что хозяин всегда в распоряжении гостя, и у кара-ногайцев существует даже такая поговорка, - "гость до прихода совестится, а по приходе совестится его хозяин".

пляски, слышится дорма - нечто в роде балалайки, пиликает кобуз - что-то похожее на скрипку с двумя волосяными струнами, и ногаец под звуки этих немудрящих инструментов тянет заунывно какую-либо одну ноту, то повышая, то понижая ее; а нечнет танцоватг, - и топчется увольнем на одном месте, и двигает безжизненно и вяло руками да ногами. И во всех увеселениях ногайцев нет ни удали, ни проворства, ни того, что называется игрой или весельем, - все тихо и также покойно, однообразно и уныло, как и окружающая их природа и пустынная степь. Даже и разряженные ногайския молодые девушки и парни не вносят ничего оживляющого в их праздненства; хотя девушки кокетничают, бродят игривыми толпами по мягкой мураве или сидят собравшись в тишине кибиток, но больше всего оне слушают рассказы старух и занимательных рассказчиков, а парни занимаются по преимуществу единоборством, а не то скачками и стрельбой. Единоборство у них тоже очень вялое и совершается далеко не с тою торжественностью и не с теми отважными и геройскими приемами, какие мы видим у калмыков. Тут зрители садятся просто в кружок, а на середину кружка выходит двое состязающихся; они сбрасывают с себя внешнюю одежду, а затем и обувь, чтобы тверже во время борьбы опираться в землю. Взявшись за ремни, они стараются повалить друг друга, и при более или менее равной силе их тугия и малоповоротливые напряжения продолжаются весьма долго, противники-же редко редко сдвигаются с места, или переменяют позы, они берут верх один над другим только силой мускулов, и когда кто повалит кого, то, при общих одобрениях, победитель садится в середину кружка и вызывает новых борцов, а, если победит двух трех, то получает, по общему присуждению, в котором участвуют и женщины, и девушки, приз в виде пояса, а иногда барана, коровы и даже лошади.

перенятое, заимствованное, своего особенного не видать ничего, и все какое-то жалкое и точно убогое.

В заключение нельзя не сказать, что такова и вся жизнь ногайца, - этого некогда, повторим еще раз - что было сказано вначале, - могущественного, смелого и воинственного монгола, теперь уже представляющого собою, как и его костюм, только отрепыша, негодного решительно ни к чему и ни на что. Он не может взяться ни за что: ни за какое-нибудь ремесло, ни за торговлю, ни за хлебопашество, ни за садоводство или виноградарство, где оно для него возможно. Он живет первобытно только одним скотоводством, которое также брошено на произвол судьбы и которым он живет так, как дала ему это природа, но сам не заботиться ни об улучшении своего скота, ни об уходе за ним, и только в позднейщее время он стал несколько защищать свой скот от губящих целые стада и тысячные табуны шурганов или зимних вьюг и мятелей, после которых он оставался зачастую совершенно нищим. Теперь стало-быть только уменьшешение стад, а отсюда и голод заставляют его спасаться от общого почти поголовного нищенства. Теперь, одним словом, он уж не великий, как его называли встарь, монгол, а несчастный и нищий, или байгуш -