[126]
АРИСТОТЕЛЬ: «МИФ» И ЕДИНСТВО ДЕЙСТВИЯ
Одно из множества значений слов μύθος и fabula прямо воплощает в себе связь «фабульного» понимания мифа с его использованием в трагедии; это терминологическое значение «фабула трагедии», «миф, положенный трагическим поэтом в основу сюжета»; в этом значении слово μύθος постоянно употребляется в «Поэтике» Аристотеля1. В латинском fabula «драматический» оттенок еще сильнее, чем в греческом μύθος: fabula сплошь и рядом просто значит «драма, спектакль» .
Употребление μύθος в значении «фабула, преимущественно фабула драмы» (как трагедии, так и комедии) самоочевидно для Аристотеля и не нуждается в обосновании и объяснении (во всяком случае, в «Поэтике» такого объяснения нет); он без запинки называет «мифами» и те сюжеты комедий, которые комедиографы составляют сами2 (хотя поначалу, у Эпихарма, и их фабулы были взяты из мифологии)3.
«фабула» (в европейских языках его варианты обычно значат «басня»).
Έπί μίν οΰν της κωμωδίας ήδη τούτο δήλον γίγονεν συστήσαντες γαρ τον μΰθον δια τών εικότων οϋτω τα τυχόντα ονόματα ύποτιθεασιν καί ούχ ώοπερ οί ίαμβοποιοί περί τον καθ* εκαστον ποίοΰσιν. επί δε τής τραγωδίας τών γενομένων ονομάτων αντέχονται - Aristot. Poet.
Α.
3 7ο δε μύθους ποιεΐν ['Επίχαρμος καί Φόρμις] τό μίν εξ αρχής εκ Σικελίας ήλθε τών δε Άθήνησιν Κράτης πρώτος ήρξεν άφίμενος τής ιαμβικής ιδίας καθόλου ποκΐν λόγους καί μύθους - Aristot. Poet.1449В (имя Эпихарма исключается издателями, но отсылка к сицилийской дорической комедии всё же остается). Аристотель еще не учитывает обилия мифологических фабул в Средней комедии.
[127]
«мифе» в «Поэтике» - теория трагедии, а не мифографии; однако, если на время забыть об этом, многие места из нее вполне могут быть приняты за таковую теорию, причем за теорию именно фабульной, а не какой-либо иной разновидности мифографии, или даже за практические рекомендации к написанию сборника мифографических фабул.
Μύθος, согласно «Поэтике» - это σύνθεσις или σύστασις τών πραγμάτων , «миф (фабула) - это склад, состав событий»; в самом деле, в гигиновых фабулах мифы состоят только из событий (складывающихся тем или иным образом); все остальное - характеры героев и богов, их привычные черты и атрибуты, символическая или аллегорическая сторона мифа, этиология, генеалогия, хорография - отсутствует или сведено к минимуму (часто при этом ошибочному); как пишет Аристотель, «без действия не было бы трагедии, а без характеров - была бы»2; мифографическая фабула не только «была бы» без характеров и всего прочего, но и практически всегда без них обходится, довольствуясь действием. Недостаток «характеров» в гигиновском изображении мифологии ощущался наследниками Гигина, Ватиканскими мифографами, вводившими специальные «фабулы» для изображения «характеров» богов - перечисления их свойств, атрибутов и т. п.
«Миф» должен быть коротким: «как величина предметов и живых существ должна быть легка для обозрения, так и длина мифа (фабулы) должна быть
1449В (имя Эпихарма исключается издателями, но отсылка к сицилийской дорической комедии всё же остается). Аристотель еще не учитывает обилия мифологических фабул в Средней комедии.
[128]
»1; это правило неукоснительно соблюдается фабульной мифографией: самая длинная из фабул Гигина2 является, без сомнения, средневековой вставкой (как показывает ее язык, испытавший влияние Вульгаты), длина же остальных такова, что исчисляется скорее десятками, чем сотнями слов.
Далее: «как кажется, ошибаются все те поэты, которые написали "Гераклеиду", "Тезеиду" и подобные поэмы; ведь они думают, что раз Геракл один, то и мифу (фабуле) надо быть одному»3; и в самом деле, у Гигина и Гераклу, и Тезею посвящено по нескольку фабул4. Дальнейшие рекомендации мифографу: «из Илиады и Одиссеи получается только одна или две трагедии (верно - у Гигина «Илиада» пересказана в одной фабуле5, «Одиссея» - в двух6), из "Киприй" же - много, а из "Малой Илиады" - восемь7: "Суд об оружии", "Филоктет", "Неоптолем", "Эврипил", "Нищие"6, "Лаконянки", "Взятие Илиона", "Отплытие", "Синон", "Троянки"»9. Примерно так и об-
[129]
стоит дело у Гигина: сюжетам «Киприй» посвящено несколько фабул, а из перечисленных Аристотелем фабул, долженствующих получиться из событий «posthomerica», наличествуют пять: «Суд об оружии»1, «Филоктет»2, «Синон (=«Троянский конь»)3, «Отплытие (=«Поликсена», которую принесли в жертву, потому что ветры не давали отплыть)4; может быть, гигиновскую «Гекубу»5 можно приравнять к упомянутым «Троянкам». Всякая фабула посвящена одному событию; «единство действия» - главный принцип, конституирующий ее.
«миф») имеет, согласно Аристотелю, две части: «завязку» и «развязку», Seats и λύσις; «дезис»с простирается «от начала до того места, с которого начинается переход к счастью или к несчастью», а «лизис» - «от начала этого перехода до конца»1. Упомянутый «переход», «перемена событий
[130]
»1 - это и есть перипетия, περιπέτεια, важнейшая составляющая часть «мифа»2, часто совпадающая с узнаванием.
Мифографическая фабула есть, таким образом, продукт некого процесса «фабулизации» поэтического произведения, т. е. его пересказа, выделяющего необходимые части сюжета, складывающиеся в «дезис» и «лизис». Пример такой «фабулизации» дает и сам Аристотель, пересказывая фабулу Одиссеи:
Άποδημοΰντός τίνος ετη πολλά και παραφυλαττομενου υπο του Ποσειδώνος και μόνου οντος, ετι δε τών οίκοι ούτως εχόντων, ώστε τά χρήματα ύπό μνηστήρων άναλίσκεσθαι και τον υιον επι-βουλεΰεσθαι, αυτός δέ άφικνεΐται χειμασθείς και άναγνωρίσας τινάς έπιθέμενος αυτός μεν έσώθη, τους δ' εχθρούς διέφθειρε3.
Говоря о фабулах и аргументах трагедии, мы еще неоднократно столкнемся с подобным синтаксическим строением: нагромождение причастий (или придаточных предложений) в начале и глаголы главного предложения в конце. Это нагромождение «обстоятельственных» синтаксических оборотов описывает те «обстоятельства», которыми обусловлено действие; это и есть «дезис» - от начала фабулы до επιβουλεύεσθαι. «Переход от несчастья к счастью» начинается с возвращения Одиссея; тут появляются глаголы в личной форме, И ЭТО - «ЛИЗИС» (ОТ αυτός ДО КОНЦа).
«аргумент» «Одиссеи» отличается одним
[131]
приведенная цитата - «теоретико-литературная», а не мифографическая фабула. Именно поэтому Аристотель называет эту свой аргумент не «мифом», а «логосом» Одиссеи1.
(генеалогия и хорография). Имя же главного героя будет вынесено мифографом как можно ближе к началу фабулы, и этот incipit, который мы называем «титулом», совпадет с ее заглавием.
"Ανευ μίν πράξεως ούκ αν γίνοιτο τραγωδία άνευ δί ηθών γίνοιτ αν - ibid.
"Ωστε δει καθάπερ έπί τών σωμάτων καί έπί τών ζώων έχειν μίν μέγεθος τοΰτο δέ εύσύνοπτον είναι οΰτω καί έπί τών μύθων έχειν μεν μήκος τοΰτο δέ ενμνημόνευτον είναι - Aristot. Poet. 145lA.
2 Hyg. Fab. 126.
Πάντες έοίκασιν άμαρτάνειν όσοι τών ποιητών 'Ηρακληϊδα θησηίδα και τά τοιαύτα ποιήματα πεποιήκασιν οιονται γάρ ίπει εϊς ην ό Ηρακλής ένα και τον μΰθον είναι προσήκειν - Aristot. Poet. 1451Α.
4 Hyg. Fab. 29-36; 37-38, 42-43.
Τοιγαροΰν εκ μεν Ίλιάδος καί Όδυσσείας μία τραγωδία ποιείται εκατερας ή δύο μόναι έκ δέ Κυπρίων πολλαί καί τής μικρας 'Ιλιάδος [[πλέον] οκτώ οίον όπλων κρίσις Φιλοκτήτης Νεοπτόλεμος Εύρύπυλος πτώχεια Λάκαιναι Ιλίου πέρσις καί απόπλους [καί Σίνων καί Τρωάδες]] - Aristot. Poet. 1459В.
Страница 129 :
4 Hyg. Fab. 110.
6 Здесь и далее употребляются слова «дезис» и «лизис», потому что русские «завязка» и «развязка» имеют другое значение; между ними располагается собственно «действие», тогда как «дезис» и «лизис» вплотную прилегают друг к другу. (Ср. о «нелепом разделении Аристотелем всей трагедии только на завязку и развязку»: Лосев А. Ф. История античной эстетики. Аристотель и поздняя классика. М. 1975. С. 462; «... то, что до первой перипетии - это завязка; а то, что после этой перипетии и до конца трагедии, - то развязка. Это и формалистично ... и неверно (потому что если в трагедии имеется только завязка и развязка, то где же в ней сама-то основная и сама-то центральная часть?)» - там же, с. 457.)
Λέγω δέ δέσιν μεν είναι τήν άπ' αρχής μέχρι τούτου τοΰ μέρους ο έσχατόν έστιν έζ ου μεταβαίνει εις εύτυχίαν ή εις άτυχίαν λύσιν δέ τήν άπό τής αρχής τής μεταβάσεως μέχρι τέλους - Aristot. Poet. 1455В.
ΉεΙς τό εναντίον τών πραττομένων μεταβολή - Aristot. Poet. 1451A.
2 Aristot. Poet. 1450A.
«После того, как некто много лет скитался в одиночестве и Посейдон препятствовал ему <вернуться>, а дома дела обстояли так, что женихи истребляли его имущество и злоумышляли против его сына, он возвратился после бедствий, и, узнанный некоторыми, напав <на женихов>, сам уцелел, а врагов уничтожил» - Aristot. Poet. 1455В.
Страница 131 :
Τής yap 'Οουσσείας ού μακρός ό λόγος εστίν άποδημοΰντος etc. («ведь логос "Одиссеи" отнюдь не длинен») - ibid.