СРЕДНЕВЕКОВАЯ ЕВРОПА
О военно-монашеских орденах
Ранее, чем Иерусалим был завоеван крестоносцами, в нем существовал «госпиталь», разросшийся вместе с торжеством христианства в Святой Земле. Стоявший во главе этого госпиталя Герард положил начало братству, первый устав котором был составлен уже его преемником и утвержден папами Иннокентием II, Евгением III и Луцием III. Устав этот с течением времени пополнялся и изменялся, приняв окончательный свой вид лишь к началу XIV века. Первоначальною задачею братства была помощь больным и паломникам, почему братья и назывались госпиталитами, и защита паломников от разбойников и неверных, что рано выдвинуло боевой, рыцарский элемент ордена. Особенно славился иерусалимский госпиталь, расположенный прямо против Гроба Господня, но вслед за ним появились госпитали и в других городах Востока. Долгое время забота о больных и паломниках стояла на первом месте... Но мало-помалу борьба с неверными все более выдвигала воинскую цель ордена, а благодаря этому росло значение рыцарского элемента: заботу о больных стали предоставлять отодвинутым на второе место братьям, специально посвящавшим себя ей. В 1259 году папа утвердил сложившееся деление ордена на три слоя: на рыцарей, священников и братьев-госпиталитов. В связи с расширением военных задач ордена у него появились замки и обширные владения, превратившиеся в своего рода орденское государство, павшее вслед за вытеснением христиан из Святой Земли (1291 г.), когда остатки госпиталитов перебрались на Кипр. Здесь они вновь усилились, приобрели Родос и создали новое островное государство, долгое время бывшее оплотом христианства на Востоке. Последним прибежищем теснимых турками госпиталитов была подаренная им в 1530 году Карлом V Мальта, что повело за собою наименование ордена мальтийским...
Высшая власть в ордене была поделена между магистром и собором. И в Палестине и потом на Кипре орден достиг значительного процветания, еще увеличившегося, когда в 1311 году ему была передана часть владений уничтоженного ордена храмовников. В начале XIV века доходы иоаннитов в 18-20 раз превосходили доходы французского короля, достигая 35 миллионов франков. Крупное значение имели иоанниты для церкви, являясь настоящею церковною армией.
— тамплиеров. В 1119 году несколько французов, руководимые Гюгом и Годфруа, решились защищать паломников от нападения сарацинов и разбойников, очищать дороги и охранять цистерны... Перед лицом иерусалимского патриарха принесли они торжественный обет «в послушании, целомудрии и бедности сражать» врагов Христовых. Но орден увеличивался очень медленно, и Гюг принужден был искать помощи во Франции, где его ожидало полное сочувствие общества — сам граф Шампани Гюг вошел в число членов ордена, — церкви и, что, может быть, не менее важно, святого Бернарда (Св. Бернард Клервосский (1090-1153 гг.), настоятель монастыря Клерво, виднейший деятель католической церкви своего времени. — Сост.). Бернард в особом сочинении попытался оправдать существование рьщарских орденов, примирив воинскую деятельность со служением Богу.
«Нет такого закона, — писал Бернард, — который бы запрещал христианину поднимать меч». Евангелие предписывает воинам сдержанность и справедливость, но оно не говорит им: «Бросьте оружие и откажитесь от воинского дела!» Евангелие запрещает несправедливую войну, особенно между христианами. «Было бы запрещено убивать и язычников, если бы каким-нибудь другим образом можно было помешать их вторжениям и отнять у них возможность притеснять верных. Но ныне лучше их избивать, чтобы меч не висел над головою справедливых, и чтобы зло не прельщало несправедливых. Нет для избравших себе воинскую жизнь задачи благороднее, чем рассеять этих жаждущих войны язычников, отбросить этих служителей скверны, мечтающих отнять у христиан сокрытые в Иерусалиме сокровища, осквернить святые места и захватить в наследие святилище Бога. О, да извлекут дети веры оба меча против врагов!»...
Подобными соображениями оправдывался немыслимый и внутренне противоречивый идеал «рыцаря Христова»...
Состав тамплиеров заставлял желать лучшего. Поиски Гюга во Франции увенчались несколько двусмысленным успехом. Число членов ордена увеличилось значительно: Гюг вернулся в Палестину с 300 новыми рыцарями, но в числе их было много «преступников, нечестивцев, хищников, святотатцев, убийц, клятвопреступников и прелюбодеев»... По самому существу своему рыцарские ордена еще сильнее монашества подлежали влиянию обмирщающих процессов, и единственным, пожалуй, оправданием их существования являлась священная война... И храмовники заняли не менее блестящее положение, чем иоанниты. Внутренне расслоившись на капелланов, составляющих ядро ордена рыцарей, и «служащих братьев» набираемых из городского сословия, они превратились в орден-государство, сначала в Палестине, потом на Кипре. Но в отличие от госпиталитов тамплиеры гораздо сильнее распространились по Европе, особенно по Франции.
Когда Восток был христианами потерян, рыцарствующим орденам пришлось приспособляться к новым условиям.
ярко выразилось в истории ордена тамплиеров, превратившегося в могущественнейшую финансовую силу эпохи, в неумолимого кредитора, предавшегося денежным операциям. Обеты бедности и целомудрия сделались пустыми формулами, не прикрывавшими морального упадка ордена. В Германии «дома храмовников» сделались синонимами домов разврата; английские юноши боялись поцелуя храмовника; французские поговорки говорили: «пить, как храмовник», «гордость храмовника». Храмовники обмирщились, но орден неповинен в возведенных на него усердными инквизиторами обвинениях в чудовищных ересях. Уничтожение тамплиеров в 1312 г. Филиппом IV было актом грубой силы, вызванным централизационными стремлениями и финансовыми вожделениями королевской власти, но значение рыцарских орденов для Религиозного сознания эпохи было уже утрачено ими и без этого.
(Карсавин Л. П. Монашество в средние века. М., 1992)
Из рыцарского устава
«Рыцарям вменяется в обязанность иметь страх Божий, чтить Его, служить Ему и любить Его всеми силами своими, всей крепостью своей сражаться за веру и в защиту религии; умирать, но не отрекаться от христианства».
«Рыцари обязаны служить своему законному государю и защищать свое отечество, не жалея для него и самой жизни».
«Щит рыцарей должен быть прибежищем слабого и угнетенного; мужество рыцарей должно поддерживать всегда и во всем правое дело того, кто к ним обратится».
«Да не обидят рыцари никогда и никого и да убоятся более всего злословием оскорблять дружбу, непорочность отсутствующих, скорбящих и бедных».
«Жажда прибыли или благодарности, любовь к почестям, гордость и мщение да не руководят их поступками, но да будут они везде и во всем вдохновляемы честью и правдою».
«Да повинуются они начальникам и полководцам, над ними поставленным; да живут они братски с себе равными, и гордость и сила их да не возобладают над ними в ущерб правам ближнего».
«Они не должны вступать в неравный бой, следовательно, не должны идти несколько против одного, и должны избегать всякого обмана и лжи».
«Да не употребят они никогда в дело острия меча в турнирах и других увеселительных боях».
«Честные блюстители данного слова, да не посрамят они никогда своего чистого доверия малейшею ложью; да сохранят они непоколебимо это доверие ко всем, и особенно к своим сотоварищам, оберегая их честь и имущество в их отсутствие».
«Да не положат они оружия, пока не окончат предпринятого по обету дела, каково бы оно ни было; да преследуют они его денно и нощно в течение года и одного дня»...
«Да не принимают они титулов и наград от чужеземных государей, ибо это оскорбление отечеству»,
«Да сохраняют они под своим знаменем порядок и дисциплину между войсками, вверенными их начальству; да не допускают они разорения жатв и виноградников; да наказуется ими строго воин, который убьет курицу вдовы или собаку пастуха или нанесет малейший вред на земле союзника».
«Да блюдут они честно свое слово и обещание, данное победителю; взятые в плен в честном бою, да выплачивают они верно условленный выкуп или да возвращаются они по обещанию в означенный день и час в тюрьму; в противном случае они будут объявлены бесчестными и вероломными».
(Руа Ж. Ж. История рыцарства. М., 1996)
Город и собор
Согласно определению, собор — это церковь, в которой богослужение совершает епископ. С самого начала распространения христианства епископ избирался в каждом значительном городе. Собор, таким образом — это городской храм. Возведение множества великолепных соборов в Европе означало, прежде всего, пробуждение городов. Многие из созданных в это время витражей были даром ассоциаций ремесленников; тем самым они демонстративно посвящали Всевышнему начатки недавно пришедшего к ним благополучия...
Горожане приходили туда не только затем, чтобы молиться. Там собирались их корпорации, да и вся городская община. Собор был домом народных собраний — собраний горожан.
храма, представляет собой лабиринт узких улочек с бесчисленными сточными канавами и скотными сараями. Это было тесное нагромождение построек, город был, по нашим меркам, маленьким. Сколько человек жило в Лане в XII веке, когда был построен собор? Несколько тысяч, не более. Но многие из них были богаты, и это было новое, денежное богатство...
ворота, тщательно запираемые на ночь, стены, которые постоянно перестраиваются с учетом новейших усовершенствований, принимаемых на вооружение как военной, так и церковной архитектурой. Город становится замком еще более укрепленном, чем замки сеньоров (да и кем первоначально были эти торговцы и ремесленники, если не особыми слугами сеньоров, епископов, каноников, комендантов крепостей и рыцарей, составлявших гарнизон?). Город становится крепостью, потому что его богатства привлекают алчные взоры и ими легко завладеть, потому что те, кто властвует над ними, прекрасно сознают, что именно в городах собираются самые богатые подати и что необходимо защищать этот источник доходов: первой заботой короля Филиппа II Августа было укрепление Парижа, откуда поступала львиная доля его денежных доходов...
все, что где-либо производилось, все, чего можно было достичь с помощью наук или искусства, все, что могло служить предметом обмена и что вереницы повозок свозили из близлежащих деревень, самых богатых во всей известной в ту пору части мира. Выставляющий напоказ свое изобилие, кишащий людьми город был для моралистов из собора средоточием разврата. Они объявляли его погрязшим в алчности, обжорстве и похоти. Действительно, в городе можно было предаться удовольствиям, и многие рыцари стремились остаться там подольше. Радость жизни соседствовала там с крайней нищетой: за всем, что могло быть роздано, брошено в толпу, за всем, что можно было украсть или присвоить в промежутке между честными занятьями, жадно следила огромная стая тех. кто был принесен в жертву прогрессу — калек, бродяг, бедняков. Внутри городского пространства, в обществе, разделенном резкими контрастами, подвижном, плохо сдерживаемом еще недостаточно жесткими рамками, обнаруживается обескураживающая нищета...
Монастырь был замкнут в самом себе. Собор — открыт миру. Это была публичная проповедь, безмолвная речь, обращенная ко всем верующим, но, прежде всего демонстрация власти. Своими фасадами, похожими на крепостные, неприступными башнями, служившими им продолжением, собор говорил о верховной власти, о Христе-Царе. И стены его украшали скульптурные вереницы царей и епископов. Собор и в самом деле утверждал, что спасения достигают, соблюдая порядок и дисциплину, под контролем власти, или, точнее, двух сотрудничающих властей — епископа и государя. Кафедральный храм, возведенный в городе, этом источнике самого подвижного богатства с тем, чтобы управлять им и использовать его, устанавливает соглашение между обновленными и возрожденными Церковью и монархией.
(Дюби Ж. Европа в средние века. Смоленск, 1994)