5.1. Двойственность бытия человека в цивилизации и культуре

V. АНТРОПОЛОГИЧЕСКАЯ АСИММЕТРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ И КУЛЬТУРЫ

Каждый человек живет в одном единственном мире, но этот мир имеет, как мы об этом уже говорили, очень сложную структуру. Одна из особенностей этой структуры состоит в том, что человек живет одновременно и в пространстве цивилизации, и в пространстве культуры. Человек своими действиями, своей целесообразной деятельностью создает и одно, и другое пространство. Но, возникнув, эти пространства начинают, в свою очередь, воздействовать на человека. Сложность проблемы заключается в том, что один и тот же человек живет сразу в двух пространствах, не всегда различая их, не всегда замечая это в общем-то фундаментальнейшее обстоятельство. Цивилизация и культура растворены друг в друге, так что для индивида – это практически одно пространство, в котором для человека очень трудно выделять элементы культуры или элементы цивилизации в чистом виде. Поэтому каждое усилие человека придает импульсы развития или разрушения и цивилизации, и культуре одновременно и наоборот: любое воздействие культурного пространства на человека одновременно через человека воздействует на цивилизацию. Точно также и цивилизация, воздействуя на человека, воздействует и на культуру. Образно говоря, мир человека, если иметь в виду культурно-цивилизационное его измерение, напоминает жилую комнату, в которой одновременно живут две семьи, и поэтому каждый из членов этой семьи вынужден одновременно в своих действиях учитывать как интересы своей семьи, так и интересы соседей. Так что жизнь человека в этом мире двойственна, она детерминируется  обстоятельствами, которые по своей природе совершенно различны, но действуют на человека в единстве, в одно и то же время, в одном и том же месте. Так, например, можно сказать, что культура – это все, что создано человеком. И это будет правильно, потому что во всем, что создает человек, присутствует другой, явно или скрыто, присутствует в виде потенциального покупателя, потребителя, зрителя или ценителя. Но это будет и не совсем правильно, потому что обмен есть форма осуществления цивилизационного пространства. Поэтому, говоря о воздействии культуры и цивилизации на человека, приходится говорить о конкретном человеке, человеке как индивиде. В культуре вообще нет общего – только конкретное. Мое отношение к другому альтруистично и бескорыстно, но в то же время культура, формируя ценность, заставляет человека называть цену. Ведь цивилизация – это тоже все то, что создано человеком, его вторая природа или органическое тело человечества. И это тоже будет правильно, потому что во всем, что создает человек, он преследует свои цели. Целесообразная деятельность – самый цивилизационный вид человеческой активности. Но есть и нецелесообразная деятельность. Ведь активность человека в цивилизации проявляется не только как деятельность, способствующая развитию цивилизации, но, зачастую, и в виде деконструктивной деятельности, разрушающей цивилизацию. Активность движения характерна вообще для бытия не только человека, но и всего мира в целом. Все, как известно, в мире меняется и, как говорил Гераклит, нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Однако не всякое движение есть развитие. Разведение категорий "развитие" и "движение" – далеко не простое дело. Мы исходим из того, что движение – это всякое изменение, которое происходит в любом направлении, в любом пространстве. Но среди всех направлений, изменений есть одно-единственное, которое в той или иной системе позволяет не только сохраняться, но и совершенствоваться. Это движение в направлении от хаоса к порядку. Хаос есть следствие возрастания энтропии, порядок есть структурирование пространства таким образом, что энтропия уменьшается. В цивилизации все элементы цивилизационного пространства вместе с человеком, как биосоциальным существом, "вписаны" в это направление. То есть она нормально может существовать только двигаясь в этом, одном-единственном направлении, которое мы и называем развитием. Всякое иное направление – отклонение от развития, оно тут же увеличивает хаос. Это касается и экономических отношений, и государственных структур, и системы образования – в общем, всех элементов цивилизационных структур. Закономерность  движения в сторону от хаоса к порядку присуща и культуре. Но в культурном пространстве каждая деятельность оказывается либо совершаемой в направлении развития, и тогда усиливается и расширяется пространство культуры, либо деятельность оказывается бессмысленной. Культурное пространство живет прирастанием за счет творческих импульсов человека, оно само создает условия для возникновения таких импульсов.

Поскольку цивилизация существует в историческом времени, то и человек живет в истории. А поэтому в разные ее моменты он испытывает различную степень потребности обращения к цивилизации и культуре. Античная цивилизация была всецело ориентирована на то, чтобы обеспечить человеку возможность извлечь максимум приятного из земного существования. И античный человек был "повернут" к цивилизации, и через нее – к культуре. В средневековой Европе человек был, в первую очередь, повернут к культуре, и только через нее – к цивилизации. Если использовать гегелевскую терминологию, можно сказать, что цивилизация – это результат "формирования рассудка и человеческих целей … создания предметов – его (человека) честь и гордость, оно становится источником огромного, бесконечного богатства – мира человеческих воззрений, знаний, внешних благ, прав и поступков".[88] Но для каждого конкретного человека, цивилизация, оставаясь творением рассудка, получает импульсы и от другого источника. Мы имеем в виду иррациональные и даже антирациональные проявления цивилизации. Конечно, по Гегелю, все действительное было разумным, а все разумное – действительным. Но действительность цивилизации оказывалась очень часто по результатам богаче разума. Разумное и действительное не совпадали и не совпадают, как это представлял Гегель, потому что в цивилизации человек дальше всего отстоит от другого, и ближе всего находится к "себе единственному", а это – такая поза, которая привлекает далеко не разумные силы. Действительное открытие Гегеля состоит в том, что он обнаруживает как раз двойственность целого. Это означает, что человек раздваивает мир на цивилизацию и культуру и сам раздваивается между рассудком и разумом. Двойственность человека в мире, взятом с характеризуемой нами точки зрения, проявляется в том, что человек в культуре имеет возможность подниматься к Богу, а в цивилизации ему открывается множество возможностей для встречи с дьяволом. И не важно, верующий человек или атеист. Логика его деятельности всегда имеет, в этом смысле, двойственный результат. Это, например, хорошо понимал уже Аврелий Августин. Он понимал, что одно дело, живя в культуре, пользоваться цивилизацией как средством. В этом случае ты не уязвим для деформации, логическим завершением которой есть превращение в вещь, в игрушку в руках дьявола. Человек, же, превратившийся в потребительский автомат, не способен любить другого. Душа такого человека и есть легкая добыча дьявола. Другое дело, когда человек, живя в цивилизации, пытается пользоваться культурой как средством. Это, в конечном счете, путь от Бога и от человека, путь не первородства, а путь первородства греха. "Поддержание здоровья – вот причина, почему мы едим и пьем, – пишет блаженный Августин, – но к ней присоединяется удовольствие – спутник опасный, который часто пытается зайти вперед, чтобы ради него делалось то, что, судя по моим словам и желаниям, я делаю ради здоровья"[89]. Если эмоции становятся самоцелью (эмоции, которые порождает цивилизация), то эти эмоции закрывают для человека дорогу для выхода в культуру. Двойственность жизни человека в этом мире приводит к тому, что он и в пространстве цивилизации поступает двойственно. Это, например, проявляется в виде двойных стандартов поведения человека: один стандарт для своих, другой – для чужих. Можно сказать, что цивилизация вообще – область двойных стандартов, в отличие от культуры, где действует один стандарт на всех, где  Джоконда – одна на всех, Киевская София – одна на весь мир, где для Христианства "нет ни иудея, ни эллина". Это обстоятельство ставит человека в очень сложное положение, когда при всей его целостности он должен действовать и в логике двойных стандартов, и в логике целостного поведения. Двойственность делает человека носителем такой двойственности, а его жизнь превращает в драму. Имя этой драмы – История. Вот как об этом пишет

Лев Тихомиров: "В грехопадении соединились разные элементы самоутверждения. Между прочим, соблазнительная мысль сделаться "как боги". Люди как бы отравили себя духом диявола и внесли в свою природу двойственность. В них оставалось и то, на основании чего они могли обращаться к Богу со словами "Отче наш", и появилось также то, о чем сказал Спаситель: "Вы отца вашего, диявола, есте и похоти отца вашего творить хощете". С этой двойственности началась и проходит история человечества со всеми ее перипетиями, с задачей освободиться от привитой дьяволом заразы. Но это задача очень трудная. В совершении искупления перед людьми явилась возможность тесного единения с Богом ("во Христе"), но не исчезло ни одно из обстоятельств, соблазняющих людей искать своей независимости, творить "свою волю", чем уже человек отрывался от Бога"[90].

Эта двойственность проявляется как драма радости и горести человеческой жизни. Апостол Павел говорил: "Не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую, не можете быть участниками в трапезе Господней и в трапезе бесовской" (1 Кр.; 10, 21) На самом же деле человек пытается делать и одно и другое. И трагедия заключается в том, что его вынуждает это делать мир, в котором он живет, мир, который одновременно есть и мир цивилизации, и мир культуры. Конечно, это не снимает ответственности человека за эту двойственность. Имея свободу воли, он может, по крайней мере, стремиться к одной из тех чаш, о которых говорил Апостол Павел. Но даже если он всем сердцем будет стремиться к Господней чаше, другая будет его беспрестанно соблазнять. Это, как вы понимаете, чаша цивилизации.  В христианском богословии проводится очень четкая и последовательная линия по отношению к цивилизации: эллинскую мудрость св. Григорий Палама называет бесовской, и не без основания. Она есть колыбель европейской цивилизации. Но обычному человеку в обычной жизни провести такую линию оказывается делом далеко и далеко не простым.  Такое трагическое бытие человека в цивилизации и культуре придает всей его жизни  диалогичность, ставит его в положение постоянного выбора, оценок и самооценок. Эта двойственность лежит в основании вообще диалектики как учения о единстве противоположностей. По крайней мере, диалектика представляет собой одну из наиболее адекватных существующему положению дел попыток объяснить противоречивую реальность человеческой жизни. 

В зависимости от активности и актуальности для каждого конкретного индивида тех или иных потребностей и мотивов, ему представляется важным и цивилизация, и культура. При этом следует иметь в виду, что объективно, причем не только содержательно, но и структурно, по степени важности, направленности, механизмам и глубине воздействия на каждого конкретного человека, культура и цивилизация разнятся самым существенным образом. Это обстоятельство мы рассматриваем в качестве важнейшего фактора, который придает двойственность человеческому бытию, и в то же время воздействует на него по-разному, что мы называем антропологической асимметрией цивилизации и культуры.

Вернуться к оглавлению