I. ВВЕДЕНИЕ. ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ
Философию интересует человек. Мы разделяем именно такое понимание сущности природы философии. Человек интересует философию в том смысле, что он является носителем мировоззрения как способа ориентирования человека в мире. Ориентирования на те или иные ценности. Другими словами, философия изучает человека в том смысле, что он, ориентируясь в мире, осуществляет постоянный выбор целей, средств, идеалов, будучи при этом наделенным свободой воли. Человека же интересует философия как наука в той мере, в какой она представляет способ сознательного формирования и развития мировоззрения. Вот почему человек является главной философской проблемой. Классическим определением основной философской проблемы, в указанном смысле, является постановка Иммануилом Кантом следующих вопросов: «Что есть человек? Что я могу знать? Что я должен делать? На что я смею надеяться?»[10] – эти вопросы составляют сердцевину всякой философии. Ценность философии как науки именно в том и состоит, что она пытается дать и дает ответы на эти вопросы. Отвечая на них, человек начинает больше понимать и самого себя. Именно потому Платон называл философию беседой души с самой собой. В этом смысле можно сказать, что основной философской проблемой является человеческая душа и способы ее познания. Поэтому философия является своеобразным человековедением, душеведением. Напомним, что Кант писал: «Если и существует наука действительно нужная, то это та, которой я учу, а именно – подобающим образом занять указанное человеку место в мире, – и из которой можно научиться тому, каким надо быть, чтобы быть человеком»[11]. В этом, по-видимому, суть философской мудрости. Каким надо быть, чтобы и ты, и окружающие тебя воспринимали и относились к тебе, как к Человеку. Мы уже говорили, что философский подход изучает отношения человека с миром. Здесь подчеркнем, что это отношение ориентации, когда человек в мире производит выбор целей и средств, и на основе этого выбора совершает те или иные действия. И в этом случае как раз очень важно понять роль и значение человека в мире, понимаемом как единство (и различие) цивилизации и культуры. Мы предлагаем в данном исследовании такой подход к пониманию взаимодействия цивилизации и культуры, который схематически изображен на рис. 4. Целостный подход, когда треугольник отношений Человек – Культура – Цивилизация "состоит из одних оснований", в каждом основании присутствует человек.
(рис. 4)
Проблема человека является ключевой для характеристики цивилизации и культуры. Именно в масштабах человеческого бытия мы пытаемся выделить и проанализировать те или иные аспекты цивилизации и культуры. Поэтому следует специально оговорить, в каком смысле мы понимаем человека в характеризуемом нами пространстве взаимодействия цивилизации и культуры, или в каком смысле мы понимаем человека как центр, как узел пространства цивилизации и культуры.
Еще в середине нашего века Г.Федотов писал: "За человека идет борьба". И это правда. Только в сущности этой борьбы не всегда легко разобраться. Конечно, если эта борьба проявляется во внешних обстоятельствах, противостоящих человеку, то содержание ее становится прозрачным для любого: будь то борьба с фашизмом, будь то борьба с коммунизмом или будь то борьба за фашизм или коммунизм. Но когда в продолжение этой борьбы человек получает результаты прямо противоположные тому, к чему он стремился, прозрачность начинает исчезать. Мы думаем, что дело как раз не во внешних обстоятельствах, хотя они конечно очень важны. Дело в том, что борьба за человека давно идет внутри нас. И главным врагом в этой борьбе является наше «я». Мы боремся сами с собой, а внешние обстоятельства – только бледный отблеск зарева этой битвы. Эта истина давным-давно дарована нам: «Исходящее от человека оскверняет человека; ибо изнутри, из сердца человеческого исходят злые помыслы, прелюбодеяния, убийства, кражи, лихоимства, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство. Все это зло изнутри исходит и оскверняет человека» (Мк. 7,20).
Так что давно и враги определены, и средства, ведущие к победе человека в этой борьбе, известны, вот только борьба продолжается: христианство не только открыло нам человеческую историю, смысл человеческой истории, но и показало, что содержание этой истории не только борьба со злом, но и история приумножения этого зла: «Ибо Иисус сказал ему: выйди дух нечистый из сего человека. И спросил его: как тебе имя? И сказал он в ответ: Легион имя мне, потому что нас много» (Мк. 5, 8-9). Для искренне верующего человека, для христианина, человеческая история в том числе есть история отношений человека с этим легионом. И для него одновременно совершенно ясен путь победы над этим легионом, над всей его историей. Потому что для каждого человека, он, его личность и вся история – вещи соразмерные. Но это, конечно, только в рамках воцерковленного бытия.
Каждый человек может быть вне этих рамок, а большинство из нас только так и живут. Поэтому борьба приобретает свои бытийные очертания, в которых личность каждого человека и история человека есть история борьбы человека чаще всего с внешними обстоятельствами: человек винит в неудачах то коня, то дорогу, а не самого себя. А исход этой борьбы определяется тем, насколько адекватно человек может выразить структуру своей истории, основываясь на том, как он прожил в историческом потоке жизни, и что в этом потоке ему досталось от этой борьбы. Речь идет о светском взгляде на светскую историю этой борьбы, о таком взгляде, когда мы уже знаем их подлинную сущность и истинную тайну. В этом случае очень уместной представляется идея о том, что мы живем вперед, но познаем мы назад. История интересна только в том случае, если она персоналистична, когда человек в этой истории находит такую позицию, которая бы позволила ему сказать: моя история. До сих пор в исторических исследованиях неизбежно и обязательно возникали массы, классы и другие, не менее конструктивные и продуктивные понятия. Так что человек, обращаясь к ней, мог со спокойной душой сказать – это не моя история. Именно поэтому мы так радуемся афоризму: единственный урок истории состоит в том, что она ничему нас не учит. Но в истории есть одна сторона, которая делает нас персоналистами. Это смена поколений, потому вхождение в историю и выход из нее для каждого человека происходит персонально.
Когда мы говорим о единстве человека, цивилизации и культуры, мы имеем в виду именно такое единство, которое устанавливается через человека персонально. На вопрос, что такое человек, нет ничего проще отвечать в диатрибической традиции. Достаточно взять поновее учебник и ответ готов. А там мы найдем набор стандартных признаков и сущностных определений. Человек – это высшая ступень живых организмов на земле, наиболее общее понятие для отдельного представителя или вида "homo sapiens"; человек есть биосоциальное существо, которое принадлежит миру природы. Человек есть совокупность общественных отношений. Но эта совокупность имеет конкретный исторический характер. Определяющим условием становления человека является труд, когда человек создает культуру и некультуру, цивилизацию и нецивилизацию, и т.д. В таком понимании человека все правда, и в то же время все непонятно и противоречиво. Дело заключается в том, что какой-то одной точки зрения ответа на вопрос: что такое человек, не существует. И в то же время, любая точка зрения вскрывает противоречия, присущие сущности человека. Если это субъект истории, то как быть с вечным и общечеловеческим? Если это только социальное существо, то как быть с его биогенетическими характеристиками и основаниями? Развертывание любой точки зрения в систему умозаключений приводит к тому, что она абсолютизируется, и понимание человека как бы перестает быть противоречивым. Но это лишь в мыслях. В действительности эта противоречивость направляет наши поиски в сторону осмысления самого драматизма жизни человеческой. Как писал Евгений Пастернак о своем отце, по поводу его статьи «Что такое человек?», человек – это «Чудо единственности и драматизма души и личности», на котором Евангелие, противопоставляя обыкновенность и исключительность, хочет построить жизнь наперекор всякому принуждению. Разобраться в таком драматизме не так просто. Здесь возникает необходимость в поисках методов познания человеческой сущности, идущих от феноменологии его драматичности. Конечно, такое познание дело не легкое не только в смысле необходимости напрягать умственные силы, но и в смысле тяжести моральных и физических свойств рефлексии и саморефлексии, тем более над этим драматизмом. В истории мировой философии, в том числе философии русской, есть опыт именно такого понимания человека. В 1937 г. Георгий Федотов писал: «Телесный человек живет звериной жизнью, духовный – ангельской, лишь душевный остается человеком. Таким образом зверь и ангел (демон?) растерзывают человека»[12]. Но об этом же писал и «первый русский философ», по определению Краевского, – Г.С.Сковорода. Приведем это место полностью: «Троякое есть познание себя. Кто не познал себя трояко, тот не знает себя. Ибо кто знает себя только с одной стороны, а не знает себя с прочих сторон, тот все равно ничего не знает про себя, за себя и о себе". Познать самого себя и свое. Сковорода разрабатывает метод познания человеческой сущности как раз способом от феноменологии драматизма.
«Первое познание есть познание себя, как бытия самоличного, самобытного, самосущего, то есть, как человека единого, от всех людей отличного, только на самого себя похожего.
Другое познание есть познание самого себя как бытия общительного, гражданского, народного, государственного. То есть как человека, сличенного с другими истою веры, законов, обычаев, языка и похожего на других людей. Вкупе живущего на одной земле, имя которой - Родина, Отчизна, речь общего: respublika.
Третье познание есть познание себя как бытия сотворенного по образу и подобию божьему, общего со всяким бытием человеческим… Посреди нас живет то, что превыше всего есть… По первому познанию ты узнаешь свое собство: почему ты Еремей? И какой ты Еремей? По второму ты узнаешь свою стать: почему ты рус? И какова Русь? По третьему ты узнаешь свою общность: почему ты человек? И что есть человечество? По всему ты узнаешь себя и отлично и слично, и не слитно, и слитно»[13]. Почему жизнь каждого человека в каждый момент его бытия обнаруживает противоречивость? Какова ее природа. Все многочисленные ответы на эти вопросы, которые давались в истории философии, можно разделить на два класса:
– человек, как и все в мире, меняется, следовательно, нужно познавать законы этого изменения;
– человек не меняется, а своими действиями только творит историю, следовательно, нужно искать вечные основания его жизни.
Накопленный опыт теоретического и практического решения этих проблем постоянно наталкивается на трудности, которые можно объяснить просто незрелостью наших знаний. Хотя в горечи подобных рассуждений можно услышать и нечто большее, чем жалобы на несовершенство логического познавательного аппарата. «… Некоторые функции человека, как мне кажется, – пишет Ф. Крик, – недоступны пониманию на современном уровне наших знаний. Мы чувствуем, что есть нечто трудно объяснимое, но мы не в состоянии ясно и четко объяснить, в чем состоит трудность. Это наводит на мысль, что весь наш способ мышления о таких проблемах, возможно, ошибочен»[14].
Можно представить себе, что наряду с известными трудностями понимания человека как самого сложного образования в мире, в процессе развития философского и естественно-научного познания прибавились трудности принципиально иного плана, о которых мы и предполагаем вести в этой книге разговор.
Это трагедия. Это больше, чем трагедия, если в конце своей научной карьеры лауреат Нобелевской премии Ф. Крик говорит о возможной ошибочности всего пути познания человека, которым до сих пор шло человечество и, наверное, для таких опасений есть известная доля оснований. Потому что очень долгое время возможности познания человека, как троякого познания (Г. Сковорода) не реализовывались. Между тем, в своей жизни, в своей деятельности человек создает реально эти слои: для каждого из них должна быть своя метода познания, адекватная той или иной реальности. Речь идет не о различии методов и методик внутри науки, а за ее пределами. Грубо говоря, речь можно вести о метатеории, которая дала бы возможность видеть специфику каждой сферы реальности человеческой жизни. Думается, что именно этим обстоятельством объясняются пессимистические строки одного из основателей генетики.
Подход к одной реальности с логикой, пригодной для познания другой, только запутает и без того сложнейшую проблему. Именно это и происходит по нашему мнению, например, с проблемой свободы воли, как важнейшей черты человека, важнейшего качества его сущности (если не единственного!). Если прочертить вертикаль "мир – человек", то все содержание этой вертикали будет охватываться одним, столь важным для науки словом «природа». На этой линии и человек автоматически превращается в природу. И тогда вся мудрость состоит в том, чтобы раствориться в природе. И тогда абсолютно прав Фейербах, писавший: «Человек несчастен лишь потому, что отрекся от природы: человек - произведение природы, он существует в природе, подчинен ее законам, не может освободиться от нее, не может – даже в мыслях – выйти из природы»[15]. Но такая логика детерминирована, в ней нет места свободе воли. В такой логике человека просто нет. Есть вещь. Это логика Кнурова и Вожеватова, которые в орлянку разыгрывали, кому достанется Лариса Огудалова: «Они правы, – я вещь, а не человек… Я – вещь! Наконец слово для меня найдено». Рассуждая о случившемся, можно, конечно применять логику детерминизма. Как писал Ленин, «идея детерминизма, устанавливая необходимость человеческих поступков, отвергая вздорную побасенку о свободе воли, ни мало не уничтожает ни разума, ни совести человека, ни оценки его действий»[16]. Но такая логика не может объяснить удовлетворительным образом, почему человек не только сознательно стремится к богатству, но и отказывается от богатства.
«Природа человека такова, – пишет Александр Мень, – что изобилие земных богатств не удовлетворяет его желания… Человек ищет полноты и совершенства, которых не может дать ему одно природное бытие. И дело тут совсем не в обществе и не в «общественных отношениях»»[17].
Используя известный пример, можно сказать, что в логике рассуждений В. Ленина, Ганечка Иволгин должен достать деньги, 100 000, которые бросила в огонь Настасья Филипповна. Здесь-то как раз и начинаются "вздорные побасенки" о свободе воли. Достоевский пишет: «Безумная улыбка скользила по его (Ганечки Иволгина) бледном, как платок, лице. Он не мог отвести глаз от затлевшейся пачки, но, казалось, что-то новое зашло ему в душу… Через несколько мгновений всем стало ясно, что он не пойдет за пачкой». Для объяснения такого поступка детерминизм как раз не годится. Здесь нужна иная логика, о которой знал Достоевский. Человек как носитель воли обнаружился по другой вертикали, трансцендентной по отношению к первой. Это вертикаль "Творец-тварь". Только в этом отношении можно обнаружить человека как носителя воли, свободы выбора. Будучи тварным существом, человек становится человеком и поэтому в его жизни обнаруживаются феномены, не укладывающиеся только в природу и в природное.
«В конце концов, любая серьезная философия и богомыслие приходят к выводу о том, что Бог выше, чем мир. Христианское апофатическое богословие имеет своей целью отличить Бога от мира, а не растворить Бога в мире. Оно говорит, чем Бог не похож на мир естественного»[18].
То есть, у человека есть и другое пространство, из которого возможен выход за пределы причинно-следственных связей. Но это уже другая логика, иногда противоположная первой, как кажется, разрывающая плотность человека в его поступках.
Ничто не происходит в мире без причины. Принцип детерминизма – не самый худший принцип мироздания. Ему подчиняется и человек. Но в том-то и дело, что не всегда. Бывают случаи, когда человек действует свободно, ничем извне и автоматически не понуждаемый. В этом и состоит драматизм человеческого состояния, которое и открыл теоретически для себя экзистенциализм. "…Нет детерминизма, человек свободен, человек – это свобода", – писал Ж.-П. Сартр[19]. В то же время «В ортегианской философии истории исходный вопрос истории – вопрос онтологический. На вопрос Канта: Что есть человек? Ортега отвечает: ни тело, ни душа, ни субстанция, ни дух, а жизненная драма, происходящая в определенных обстоятельствах и проявляющаяся во времени»[20].
Мы до сих пор, изучая проблему познания человека, обрисовывали контуры онтологических сложностей ее решения. Но нужно исходить не из онтологии, а из "якобы" онтологии, то есть, феноменологии человека. Тогда все решение проблемы может быть движением мысли в одном направлении от онтологии и, в то же время, к человеку. Последнее очень хорошо понимал М.М.Бахтин, когда писал, что мыслить о человеке невозможно, возможно мыслить лишь к человеку. "Мыслить как человек и действовать как человек" – в этом исходный пункт нашего анализа цивилизации и культуры.