11. КАРТОГРАФИРОВАНИЕ: ВРЕМЯ И ПРОСТРАНСТВО КАК ВЗАИМОСВЯЗАННЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ

Одним из примеров общего принципа, сформулированного в конце раздела 10, служит обычная карта, выпускаемая государственной топографической службой.

В терминах раздела 2 карта — если брать ее в целом — представляет собой изображение. Она является метафорическим описанием местности и использует разнообразные средства «заданного сходства», например: «изгиб дороги» соответствует «изгибу линии» на карте.

Однако такого рода карта является, кроме того, и метафорическим образом времени. Я могу воспользоваться ею для разработки маршрута не только потому, что она предоставляет мне перечень мест, которые нужно пройти, дабы попасть из точки А в точку В, но и потому, что я могу подсчитать, чему равен отрезок времени, которое я затрачу в процессе прохождения маршрута.

В этом смысле каждую карту надо рассматривать как единое целое; однако интерпретировать карту как целое можно, только если мы сперва познакомимся с общепринятым значением нескольких дюжин условных знаков, образующих на бумаге определенные конфигурации.

Все это — сложный процесс, а если учесть, что отдельные знаки не организованы в линейную последовательность, наподобие отдельных букв в типографском оттиске, который вы сейчас читаете, или наподобие нот в музыкальной партитуре, то может показаться довольно удивительным, что мы вообще способны прочитывать карту. Тем не менее составление карты и прочитывание ее в двух измерениях почти универсально для человечества, тогда как чтение и написание линейных текстов — это специфическое достижение, ассоциируемое с высокой социальной и технической изощренностью.

Объяснение этого кажущегося парадокса — в том, о чем уже говорилось в разделе 7. Окружающая нас целостная социальная среда подобна карте.

Всегда, когда человеческие существа строят жилище или основывают поселение, они делают это геометрически правильным образом. Представляется, что это так же естественно для Человека, как и его способность к языку. Мы нуждаемся в упорядоченности окружающего пространства.

Эта разница между человеческой Культурой и Природой очень заметна. Видимая нами дикая Природа представляет собой беспорядочное пересечение хаотичных кривых; в ней нет прямых линий и мало каких бы то ни было правильных геометрических форм. А рукотворный, созданный человеком мир Культуры полон прямых линий, прямоугольников, треугольников, кругов и т. д.

Следовательно, сам по себе контраст между «рукотворной „геометрической" топографией» и «хаотичной природной топографией» является метонимическим знаком более широкого общего контраста между Культурой и Природой.

Однако упорядоченность человеческой культуры — это не просто статичное топографическое расположение рукотворных предметов, это и динамичная последовательность сегментированных, ограниченных во времени явлений, каждое из которых связано с определенной местностью в преобразованном человеком пространстве. Сон, умывание, приготовление и поедание пищи, работа. . . являются не только социально детерминированными действиями, происходящими в разное время в предсказуемом порядке, это еще и действия, осуществляемые в разных местах, соотносящихся друг с другом в предсказуемых конфигурациях. Каждое место обладает специфической функцией, которую защищает табу; дефекация на кухне столь же кощунственна, как и приготовление еды в ванной комнате.

Все это связано с рядом терминологических разграничений, которые были проведены ранее.

В начале раздела 2 я разграничивал технические действия (сделанное) и «выражающие» действия (сказанное), а позднее, в разделах 4 и 6, разграничивая сигнал и индекс, я отметил, что: а) индексы статичны, сигналы динамичны;

б) сигналы всегда подразумевают последовательность причины и следствия во времени, тогда как индексы — несмотря на то что для их передачи может потребоваться время — связаны с посланиями, не имеющими временного измерения;

в) магические действия суть индексы, принимающие вид сигналов (потому что претендуют на роль автоматических причинно-следственных механизмов).

Но технические действия точно так же являются «последовательностями причины и следствия во времени», и — как стало ясно из моего описания взглядов Фрэзера на магию (раздел 6) — очень легко ошибочно принять «выражающее» магическое действие, приобретшее вид сигнала, за техническое действие.

Из этого следуют определенные выводы. Материальные топографические черты пространства (как рукотворные, так и природные) — т. е. постройки, тропинки, леса, реки, мосты и т. п. , — где происходят ритуальные действа, создают конфигурацию индексов для таких метафизических разграничений, как: этот мир/мир иной; мирской/священный; низкий статус/высокий статус; обычный/необычный; живой/мертвый; бессильный/могучий.

Но сами по себе ритуальные действия, являющиеся динамичными, нужно рассматривать как сигналы, которые автоматически вызывают изменения в (метафизическом) состоянии мира.

В подобных действиях движение индивидов из одного физического места в другое и последовательность, в которой подобные движения совершаются, сами по себе являются частью послания; они суть непосредственные образы происходящих «перемен в метафизическом состоянии».

Последовательность действий может составить часть послания отнюдь не единственным способом, и один такой очевидный и возможный способ — в том, чтобы последовательность превратилась в иерархию: например, когда человек, возглавляющий процессию, одновременно является главным лицом и в системе социальных рангов. Однако метафоры ранжированной системы не всегда столь просты.

Вернуться к оглавлению