Поиск по материалам сайта
Cлово "WITHIN"
Входимость: 1. Размер: 27кб.
Входимость: 1. Размер: 19кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 27кб.
Часть текста: «экспериментальное познание Бога». Мистический опыт не тождественен вере или философскому постижению божественного; существование Бога познается в процессе переживаний, связанных с его созерцанием и слиянием с ним уже в земной жизни. Путь к высшей цели М.и - соединению души с Богом (unio mystica) - лежит через аскезу и медитацию. Он предполагает даруемые индивиду специфические формы познания - явления, видения, сверхъестественные голоса, обретение стигматов, сладостные ощущения и т.д. Эти формы религиозных переживаний и/или путь к ним являются темами различного рода текстов, отражающих, с одной стороны, практический опыт М.и (например, автобиографические повествования, прежде всего описания видений и откровений, памятники агиографии и т.п.), а с другой - спекулятивные, теоретические рассуждения о смысле и природе мистического опыта (трактаты, комментарии и пр.). Отдельные тексты нередко демонстрируют соединение этих предметов повествования. 1. Сочинения, открывающие историю европейской религиозной М.и, опирались на духовный и интеллектуальный опыт поздней античности и раннего христианства. Труды Августина (354-430) («Исповедь») и Григория Великого (ок. 540-604) (Moralia in lob), стоящие у истоков западноевропейской христианской мистической традиции, в сущности являются продолжением позднеантичной неоплатонической М.и видений, в то время как Иоанн Кассиан (Collationes) находится под влиянием опыта практической созерцательной М.и отцов-пустынников. Традиция религиозной М.и, однако, практически пресекается в эпоху раннего средневековья; этот период характеризуется полным отсутствием свидетельств практической М.и, и лишь...
Входимость: 1. Размер: 19кб.
Часть текста: be quite justified in believing Rodina to be the „main word" of Russian culture, a total signifier that claims absolute supremacy over identity and dominates the discourse irrespective of those political or economic principles that underlie Russian society during its different historical periods. Being an important element in the ideological lexicon, Rodina, however, is not a mere representation of „false consciousness" and cannot be dismissed as such. This figure supersedes the limits that are traditionally given to political terms in cultural critique. Being an important element of the language of power, the discourse of the Motherland also constitutes an important work of collective imagination, deeply woven into the texture of individual life styles and individual self-representations. Rodina is a number one value for the ideologue, but it is no less dear to the heart of the poet; it is equally relevant for a loyal citizen of the state as for a dissident political exile, and in the discourse of the average individual it receives as much attention as in the production of ideological propaganda that seeks to dominate the subjectivity of that very average individual. In other words, Rodina is an efficient discursive machine for...