Наши партнеры
Поиск по материалам сайта
Cлово "POETICS"
Входимость: 4. Размер: 47кб.
Входимость: 2. Размер: 29кб.
Входимость: 1. Размер: 62кб.
Входимость: 1. Размер: 43кб.
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Входимость: 1. Размер: 19кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 4. Размер: 47кб.
Часть текста: западная философия: Словарь / Сост.: Малахов В. С., Филатов В. П. — М., 1991. С. 27- 28. 2. Автономова Н. С. Рассудок, разум, рациональность.— М., 1980.— 287с. 3. Автономова Н. С. Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных науках. — М., 1977. — 271 с. 4. Автономова Н. С. Фуко М. // Современная западная философия: Словарь / Сост.: Малахов В. С., Филатов В. П., — М., 1991. — С. 361 —363. 5. Анастасьев Н. А. В поисках формы// Литература США в 70-е годы XX века. М., 1983. — С. 111 —140. 6. Андреев Л. Г. Актуальные проблемы зарубежной литературыXX века: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Андреев Л. Г. — М., 1989. — 175с. 7. Андреев Л. Г. Порывы и поиски двадцатого века // Называть вещи своими именами: Прогр. выступления мастеров западноевроп. лит. XX в. / Сост., предис., общ. ред. Андреева Л. Г. — М., 1986. — С. 3-18. 8. Андреев Л. Г. Французская литература и "конец века". // Вопр. лит. — М., 1986. — № 6. — С. 81 — 101. 9. Балашова Т. В. Методология "новой критики" // Теории, школы, концепции. — М., 1975. — С. 64-108. 10. Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика: Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Косикова Г. К. — М.. 1989. — 616 с. 11. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. — М., 1975. — 502 с. 12. Бахтин М. М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве. // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. — М., 1975. — С. 6-71. 13. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. — 4-е изд. — М., 1979. — 320 с. 14. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. — М.,1979. — 424 с. 14а. Вайнштейн О. Б. Сопротивление теории или эстетика чтения. // Вопр. лит. —М.,1990.— № 5. — С. 88-93. 15. Гайденко П. П. Экзистенциализм и проблема...
Входимость: 2. Размер: 29кб.
Часть текста: на сохранение прошлого, поскольку сама имеет начало и конец, сама пишется как произведение. Эту неспособность компенсирует память, удерживая в себе то, что отвергает история. Однако память, в свою очередь, оказывается в зависимости от „медиализации" - все возрастающего воздействия средств техники коммуникации и техники хранения памяти на ее содержание. Технически сохранение прошлого сейчас обеспечено так, как никогда раньше - это и архивные техники, и музейные практики, и гигабайты памяти компьютеров, и Интернет. Однако идеологически сохранение прошлого в памяти оказывается зависимым от технологии хранения, которая накладывает свои цензурные ограничения. Память - не только хранитель текста коллективной идентичности, но прежде всего редактор этого текста. См. обсуждение этой проблемы в Budick, Sanford and Wolfgang Iser. 1996. The Translatability of Cultures. Figurations of the Space Between. Stanford, Calif.; в частности работу из этого сборника Motzkin, Gabriel. „Memory and Cultural Translation", 264-281. 9. Об археологии слова как культурно-исторической вещи см. уже упоминавшуюся работу В.В. Виноградов. История слов. В этой опубликованной посмертно работе интересно обращение позднего Виноградова к слову-вещи, близкой категориям русского формализма. Ср. работу Виктора Шкловского „Искусство как прием" в Первом сборнике ОПОЯЗа ( Michigan Slavic Materials . Readings in Russian Poetics. Ann Arbor, 1971), а также манифесты Шкловского и Сергея Третьякова в ЛЕФовском сборнике...
Входимость: 1. Размер: 62кб.
Часть текста: Я ЭСТЕТИКА ЭСТЕТИКА (от др.-греч. - aisthanomai - чувствовать; aisthetikos - воспринимаемый чувствами) Наука о неутилитарном созерцательном или творческом отношении человека к действительности, изучающая специфический опыт ее освоения, в процессе (и в результате) которого человек ощущает, чувствует, переживает в состояниях духовно-чувственной эйфории, восторга, неописуемой радости, блаженства, катарсиса, экстаза, духовного наслаждения свою органическую причастность к Универсуму в единстве его духовно-материальных основ, свою сущностную нераздельность с ним, а часто и конкретнее - с его духовной Первопричиной, для верующих - с Богом. Термин «Э.» употребляется в современной научной литературе и в обиходе и в ином смысле - для обозначения эстетической составляющей Культуры (см.: ПОСТ- )и ее эстетических компонентов. В этом смысле говорят об эстетике поведения, той или иной деятельности, спорта, церковного обряда, воинского ритуала, какого-либо объекта и т. п. Главные категории Э.: эстетическое, прекрасное,...
Входимость: 1. Размер: 43кб.
Часть текста: С Л. связан народный обычай качаться в праздник Либера на перекрёстках на качелях, якобы отыскивая на земле и на небе исчезнувшего Л. (Serv. Verg. Georg. II 383-389). е. ш. ЛАТУРЕ ДАНЕ ЛАТУРЕ ДАНЕ - в мифологии ниасцев (Западная Индонезия) бог нижнего мира, источник болезней, смерти, непогоды и землетрясений. Его цвета - красный и чёрный, символы - змея, луна и тьма. Л. Д.- близнец-антагонист Ловаланги. Он появился из мирового древа Тороа, по другим мифам, рождён прародительницей Инада Самадуло Хэси. Между ним и братом разгорается спор о старшинстве. Ловаланги тщетно пытается забросать Л. Д. скалами, а Л. Д., вызвав землетрясение, разрушает небесное обиталище брата. Спор разрешается в пользу Л. Д., но за Ловаланги остаётся верхний мир. По одному из мифов, Л. Д. рождён без головы, а Ловаланги без нижней части тела, так что только вместе они составляют целое. М. Ч. ЛАТЫШСКАЯ МИФОЛОГИЯ ЛАТЫШСКАЯ МИФОЛОГИЯ - см. в ст. Балтийская мифология . ЛАУМА ЛАУМА - Лауме (латыш, laûma, литов. laũme), в восточнобалтийской мифологии первоначально богиня родов и земли; позже - злой дух, ведьма, летающая по небу. По ночам Л. душит спящих, вызывает кошмары; подменивает родителям детей, прячет конец нити у прях и т. п. В Л. можно видеть трансформированный образ жены громовержца Перкунаса, наказанной мужем за измену и низвергнутой на землю [ср. литов. laũmës papas, laũmës pirštas (spenŷs), «громовая стрела», белемнит - в народных верованиях оружие громовержца]. Ср. также название ...
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Часть текста: текстовом воплощении, параллельный вне-текстовому миру, созданному демиургом. Творчество, делание объединяет П. с жрецом. Воспроизводя мир. П., как и жрец, расчленяет, разъединяет первоначальное единство вселенной, устанавливает природу разъятых частей через определение системы отождествлений и синтезирует новое единство, оба они борются с хаосом и укрепляют космическую организацию, её закон. И П., и жрец воспроизводят то, что некогда сделал демиург (культурный герой), с их помощью преодолеваются энтропические тенденции, элементы хаоса изгоняются и перерабатываются, мир космизируется вновь и вновь, обеспечивая процветание, богатство, продолжение в потомстве (при этом П. выступает одновременно как субъект и объект текста, как жертвующий и жертва). Тождество П. и жреца влечёт за собой представление о магической силе П. [ср. П.-шаманов, библейского Давида, игрой на гуслях успокаивавшего Саула, когда того тревожил злой дух, легенды об Орфее, завораживающем животных, деревья и скалы, Вяйнямёйнене, П. - шамане и чародее, слагающем заговорные руны, гусляре Садко, Франциске Ассизском, обращающемся с проповедью к животным и птицам, библейских П., служащих перед скинией, приносящих воинам победу (ср. 1 Парал. 6, 32, 2 Парал....
Входимость: 1. Размер: 19кб.
Часть текста: practices SUMMARY AND ACKNOWLEDGMENTS This book is an attempt at a critical analysis of some discursive practices of Russian public language. Rodina (the Motherland) is one of Russia's ideological icons, a core element of the lexicon of Russian nationalism and of the empire. As a token of collective identity, it does not only belong to the Soviet political discourse. Its value is supported by multiple linguistic practices whose figures and symbols can be found both in public and in private discourses of Self and Other. The phraseology of Rodina permeates the Russian discourse of identification throughout its Modern history, starting with Petrine bureaucracy through various political regimes of the empire, through Stalinist society and on till today's languages of the post-communist commercialized mass media. One would be quite justified in believing Rodina to be the „main word" of Russian culture, a total signifier that claims absolute supremacy over identity and dominates the discourse irrespective of those political or economic principles that underlie Russian society during its different historical periods. Being an important element in the ideological lexicon, Rodina, however, is not a mere representation of „false consciousness" and cannot be dismissed as such. This figure supersedes the limits that are traditionally given to political terms in cultural critique. Being an important element of the language of power, the discourse of the Motherland also constitutes an important work of collective imagination, deeply woven into the texture of individual life styles and individual self-representations. Rodina is a number one value for the ideologue, but it is no less dear to the heart of the poet; it is equally relevant for a loyal citizen of the state as for a dissident political exile, and in the discourse of the average individual ...